Константинов крест [сборник] - Семён Данилюк

— Всё, да не всё, — пробормотал Арташов. Под подозрительным генеральским взглядом опамятовал.

— Не получается у меня так, товарищ генерал.

Полехин от души ругнулся:

— Потому что мозг у тебя с вывертом. Знаешь, почему так и не стал Героем?

— Не достоин.

— Поязви еще. Мне доложили после. Потребовал вписать Будника?

— Без Будника не добыли бы ни документов, ни штабиста того! Он его на себе два километра по снегу волок. И потом, обмороженный, раненый, нас прикрывал!

— Да Буднику твоему за счастье было, что ты его, гопстопника, из штрафбата вытащил! А уж чтоб бывшего зэка в Герои! — Полехин в сердцах пристукнул лапой по валуну. — Неужто не соображал, чем для тебя самого обернется?

— Несправедливо это было, товарищ генерал.

— Ишь, как! — Полехин озадаченно потеребил пористый нос. — Как же ты такой дальше-то будешь?

Крупные белые зубы Арташова обнажились в беззаботной улыбке:

— Ничего! Уж если в войну пронесло!

— Так в войну таким как ты выжить легче, — Полехин не принял облегченного тона. — Я, собственно, с этим заехал. Перевожусь в Москву, в Генштаб, — он отмахнулся от поздравления. — Хочу взять несколько самых надежных. С которыми от и до прошел. А ты подо мной с сорок второго. Разведчику в штабе всегда дело найдется. Короче, времени для сбора не даю. К вечеру пришлю замену. Сдашь роту и — сразу в корпус. Утром вылет.

Он грозно, дабы пресечь возражения, вперился в подчиненного. Но тот очень знакомо упрямо покусывал нижнюю губу.

— Хочу всё-таки демобилизоваться, товарищ генерал, — буркнул Арташов.

— С этим, что ли? — обозленный Полехин тряхнул листком. — Вот тебя с этим на гражданке и «закроют»! Думаешь, если Германию победил, так круче всех стал? Ан нет. Случись что, заслуги не помогут. Потому что вины награды всегда перевесят. А твои вины, — он вновь обличающе потряс листком, — из тебя сами прут.

— А может, теперь там другие? — протянул Арташов. — Всё-таки такую войну прошли.

— Это мы с тобой прошли!

Генерал снял фуражку, большим платком протер изнутри — он сильно потел, и по канту образовывалась засаленная кромка.

— Да ты пойми, дура! — рявкнул он. — С твоим норовом армия для тебя и крыша, и мать родная. Да и я, если что, подопру.

Арташов сконфузился.

— Всю жизнь под вами не просидишь, товарищ генерал. И потом, Вы же знаете, я обещал разыскать.

Он решился:

— Разрешите обратиться по личному вопросу?

— Опять насчет своей девки? — Полехин поморщился. Дождался подтверждающего кивка.

— Надо же, — так и не выкинул из головы. Ведь пол-Европы прошли. Ты на себя глянь, — каков гусар. Мадьярки да полячки, поди, головы посворачивали. А? Неужто ни одной не перепахал?

Арташов отвел смущенный взгляд.

— То-то, — с удовольствием уличил комкор. — Так чего ж тогда дуришь?

— Я, товарищ генерал, в батю — однолюб, — Арташов упрямо напрягся. — Одна она для меня. Если не разыщу, больше такой не встречу. И потом, я докладывал, — она нам жизнь в сорок третьем спасла.

Полехин в раздражении оттопырил сочную нижнюю губу.

— Товарищ генерал! Вот был случай, чтоб вы мне поручили, и я не выполнил?

— Ну, ты меня еще шантажировать будешь, — комкор нахмурился. — Сам помню, что обещал. Только почем знаешь, что она в Германии?

Арташов оживился.

— Точно не знаю. Но если жива, то здесь.

Под пытливым взглядом Полехина он сбился, потому что даже теперь, спустя два года, не мог бы, не покривив душой, рассказать обо всех обстоятельствах той последней встречи с Машей.

Глава 5. В тылу врага

Давай обнимемся с тобой,и пусть печаль тебя не гложет —еще главой я не поник.Там, за брезентовой стеной,мне выжить,выдюжить поможет,быть может, наш прощальный миг.

Курская дуга. Советские и германские войска застыли в противостоянии, готовые броситься друг на друга. Но кто, когда, где начнет? Штабы задыхались без информации. Нужны сведения. Языков. Языков! Любой ценой.

Разведка работала без устали. На цену не скупились, платили как всегда щедро — жизнями. Но результат низкий. Обе стороны в прифронтовой полосе сторожатся. Меры безопасности удвоены, утроены.

В безуспешных вылазках потерял четверых поисковиков и командир взвода дивизионной разведки лейтенант Арташов.

После очередной неудачи он предложил руководству дерзкую акцию — пройти прифронтовую полосу, углубиться в тыл противника на 60–70 километров, к городу Льгову, где, по оперативным данным, размещались тыловые службы немцев. И уже там, в районе железнодорожного узла, добыть ценного «языка». Добро было получено. И группа в составе трех человек, преодолев прифронтовую полосу, углубилась в немецкий тыл.

Схитрил лейтенант Арташов. Потому что все аргументы, приведенные им в пользу маршрута на Льгов, были полуправдой. Истинная же, невысказанная правда заключалась в том, что в пяти километрах от Льгова находилась деревенька Руслое, где проживала Машина мать, у которой гостили они вдвоем в сороковом. В июне сорок первого, сдав курсовые экзамены, Маша вновь уехала на месяц в Руслое. В Питер она не вернулась. И если мать осталась под немцами, Арташов рассчитывал от нее узнать о судьбе пропавшей невесты.

За двухдневный марш-бросок группа, старательно обходившая шоссейные дороги и населенные пункты, совершенно вымоталась. Люди нуждались в отдыхе.

Арташова догнал новичок — Сашка Беляев.

— Отдышаться бы чуток, товарищ лейтенант, — прохрипел он. — Километров сто с гаком, считай, напетляли. Коснись заваруха, у Рябенького ноги не побегут.

В самом деле, третий — коренастый сержант Рябенький — едва поспевал за остальными. Взять его в глубокий рейд было ошибкой Арташова. Незаменимый в ближнем бою, коротконогий Рябенький быстро уставал. И теперь всё ощутимее становился обузой.

Арташов оглядел измотанных людей. Достал карту.

— На четыре километра вас еще хватит?

Сашка и Рябенький обнадеженно переглянулись.

— Тогда идем в деревню Руслое, — Арташов внутренне ликовал — его тонкий расчет сработал. — Я там бывал до войны. Живет знакомая старуха. У нее и отдышимся.

Он почувствовал невысказанное колебание подчиненных.

— Тихая, заброшенная деревушка. По сути, хутор. Ни немцев, ни полицаев там быть по определению не может. До утра оклемаемся и уходим на задание. Вопросы? Ответы на мои вопросы?.. Тронулись.

Но через полчаса в сумерках, на проселочной дороге, разведчики заприметили одинокую «эмку». Должно быть, что-то сломалось, потому что водитель копался под капотом. На заднем сидении разглядели пассажира в офицерской фуражке. Шофера Рябенький убил, даже не дав разогнуться, — коротким ударом ножа. После этого пожилой интендантский полковник, задыхаясь от паники, выложил всё, что знал: какие боеприпасы и продовольствие в какие части надлежит доставить в первую очередь. Несложный анализ услышанного позволял легко определить, когда и на каком участке фронта готовится первый удар. У Арташова аж дух заняло, — нежданно-негаданно в руки им легко упала стратегическая информация, добыть которую считалось за высшую, невиданную удачу. Закончив рассказ, полковник, жадно глотая воздух, достал портмоне, неловкими пальцами выудил из него семейную фотографию и с мольбой протянул Арташову. Не в силах видеть слезящиеся его глаза, Арташов кивнул Рябенькому и отошел.